Блестящий дипломат, Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ Александр Ранних представлял интересы нашей страны в Финляндии, Латвии, Исландии, а сейчас назначен послом в Объединенной Республике Танзании. Верой и правдой служа Родине, Александр Александрович никогда не забывает и о своем любимом увлечении — самбо, неустанно стараясь привлекать внимание к национальному виду единоборства за рубежом.
— Александр Александрович, как получилось, что вы стали дипломатом?
— Случайно. В юности я собирался поступать либо в военное училище, либо на биофак МГУ им. М.В. Ломоносова, потому что мечтал стать зоологом-натуралистом. Отец, потомственный офицер, фронтовик, был резко против моей военной карьеры. Сдача экзаменов в МГИМО была раньше, чем в МГУ, и меня уговорили попробовать. Я не провалился и не пожалел об этом: работа дипломата очень интересная и разносторонняя.
На свое счастье я получил финский язык, так как английский уже знал хорошо после школы. Язык редкий, благодаря ему я попал в МИД. Выдвинуться с английским гораздо сложнее — англоговорящие посольства очень крупные, там молодой дипломат — маленький винтик в большой машине. К тому же на тот момент Финляндия была единственным капиталистическим государством, где не было политических ограничений, я мог ездить по всей стране с лекциями. В каком-то смысле финский язык сделал из меня дипломата.
— Вы начинали свою карьеру в брежневские времена. Доводилось ли общаться с самим Леонидом Ильичом?
— В 1975 г. в Хельсинки проходил международный форум «Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе». Посол вызвал меня и поставил вторым переводчиком на высший уровень. Тогда я в первый раз переводил Леонида Брежнева и Урхо Кекконена, а потом с 1975 по 1990 гг. уже постоянно переводил всех лидеров: советских (от Л.И. Брежнева до М.С. Горбачева) и финских (Урхо Кекконен, Мауно Койвисто). Не говоря уже о премьер-министрах и министрах иностранных дел.
— Какое впечатление на вас произвел Брежнев?
— Самое хорошее. Он обладал замечательными человеческими качествами: всегда помнил о рядом стоящих, в том числе молодых сотрудниках, был предупредителен, вежлив, ценил роль помощника, прислушивался. Я также очень высокого мнения об А.Н. Косыгине как государственном деятеле, экономисте, политике. Тогда не только я, но и вся Финляндия была в восторге от него.
— Став заведующим Секретариатом первого заместителя министра иностранных дел СССР А.Г. Ковалева, вы получили ранг Чрезвычайного и Полномочного Посланника. Какие карьерные планы вы тогда строили?
— Это было серьезное повышение. Уже можно было думать о выезде послом в небольшую страну. Я ориентировался на Исландию. Но в этот момент происходит развал Советского Союза. В мире появляется 14 новых государств помимо России. Вскоре меня назначают послом в Латвию.
— Наверное, это была нелегкая дипломатическая миссия?
— Одна из самых трудных в моей жизни. В самом начале распада СССР приходилось быть послом в собственной стране. Потому что проблемы, которые на меня сваливались, носили как межгосударственный характер, так и бытовой. Защиты просили не только отставные ветераны СССР, жившие в Латвии, но и часть латышского населения, которая воспринимала меня как генерал-губернатора, приехавшего навести порядок. Приходила бабушка-латышка и говорила: «Милок, сын пьет, ты бы повлиял на него». А тогда было сложно везде: и есть было нечего, и цены взлетели.
— Ваша задумка о поездке в Исландию все-таки сбылась. Какие впечатления у вас от страны?
— У исландцев потрясающее отношение к детям, к животным, к природе. Причем любовь кживотным выражена не в безоглядной охране животного мира от вмешательства человека. Например, они стараются сохранить возможность китобойного промысла. Это необходимо людям для выживания. Исландец относится к любому живому существу, даже к мухе, как к равному себе. Можно наблюдать фантастическую сцену, когда утка сутятами переходит дорогу. Останавливается автобус, останавливается весь транспорт, никто не проявляет нетерпения. Ползающий карапуз в огромном универмаге вызывает благоговение у всех окружающих. Люди не могут пройти мимо, любуются им, гугукают. Там можно оставить ребенка на полгода и быть уверенным, что он будет накормлен и обласкан. Это идеальная страна для воспитания детей.
— Служба Gallup Media недавно проводила исследование, выясняя, в какой стране люди чувствуют себя более счастливыми. Россия оказалась на 73-м месте, а первые позиции занимают скандинавские страны. В чем их секрет?
— Они создали социально защищенный мир. Там человек не может быть брошенным. Каждый имеет жилье, как правило, такое, какое хочет. Большинство северян предпочитает жить за городом в собственных домах. Поскольку дороги хорошие, до работы всегда можно доехать. Зачем толпиться в многомиллионном городе? Например, Стокгольм практически оставлен эмигрантам. Скандинавы живут в гармонии с природой. А когда ты живешь за городом, тебя окружают деревья, рядом висит лесная ягода… У каждого есть собака, кошка, почти у всех лошади… Это действует умиротворяюще. А что человеку еще надо? Нужны условия, при которых он сможет родить, вырастить детей, дать им образование и быть уверенным в их будущем. Разве можно быть при этом несчастным? Они просто живут очень качественной жизнью.
— Как относятся исландцы к знаменитому вулкану Эйяфьятлайокудль? Им не кажется, что они живут на пороховой бочке?
— Этот вулкан создал больше неприятностей авиации, чем самой Исландии. Но у них бывают извержения, которые в отличие от этого создают большое количество проблем. Когда взрывается вулкан подо льдом, и летит ледяная масса из камня и лавы — это страшно. Я видел жалкие остатки искореженных мостов и мощных конструкций после такого извержения. У них высокая сейсмичность. Есть зоны, где небольшие землетрясения случаются по несколько раз в неделю. Такие толчки, ниже двух баллов, человек не замечает, но они действуют на психику. В один прекрасный день выходишь и чувствуешь повышенную активность и даже агрессивность. Все исландцы тоже вышли на улицы, сели за руль, носятся по городу. Потом приходит другой день, когда ты ничего не хочешь делать, и весь город тоже пребывает в полной апатии.
— Современный мир переживает одну экологическую катастрофу за другой. Куда мы движемся?
— Я думаю, это Господь нам очень внятно указывает, что мы все что-то делаем не так. Нам нужно сесть и подумать. Осмыслить и переосмыслить наше общее поведение на этой планете. Всем вместе и каждому в отдельности.
— Вы сейчас готовитесь к дипломатической миссии в Танзании. Почему такой резкий переход от Скандинавии к Африке?
— Причина в совпадении субъективных и объективных факторов. Не хочется заниматься глобальными и многосторонними вопросами. Танзания — самое интересное место из того, что можно было выбирать. На мой взгляд, Африка — очень перспективный континент. Так же, как и Россия, она богата полезными ископаемыми, но бедна по уровню жизни. В черной Африке есть все — уран, алмазы, нефть. При этом мало разработанные. С моей точки зрения, России нужно туда очень внимательно смотреть и поспешать идти. Иначе другие придут раньше. Думаю, меня ожидает интересная работа.
— Чем интересна Танзания помимо экономических перспектив?
— Это одна из самых стабильных стран Африки. И одна из наиболее экзотических — там лучшие сафари, Килиманджаро, великолепный архипелаг Занзибар. Танзания с одной стороны выходит на великие африканские озера, а с другой — на Индийский океан. Там еще суще-ствуеттрадиционная жизнь, понятная мне. К тому же очень интересно посмотреть на то, о чем еще в восемь лет читал у Майн Рида.
— Были ли в вашей работе моменты, когда приходилось принимать сложные решения?
— Моя карьера складывалась достаточно последовательно и понятно, но сложные моменты, конечно, были. Например, в Латвии, когда меня пытались арестовать. Тогда поднялась волна национализма, началось вытеснение российской армии, захватывали наши объекты. Одним из таких объектов был центральный спортивный клуб с бассейном в центре Риги, в котором я плавал перед работой. И вот ранним утром отъезжаю от клуба, а мой мерседес останавливают военные и говорят, что я арестован. Я в ответ: «Не имеете права, я посол». Парнишки из национальной гвардии, малообразованные крестьяне с автоматами Калашникова в руках, все равно потребовали выйти из машины. «Нет, — говорю, — я поехал». — «Стрелять буду». Я в ответ: «Стреляй, если можешь». Я понимал, что он может выстрелить просто по недоумию. Но в то же время осознавал, что своей уверенностью, психологическим превосходством не даю ему такой возможности. В тот день арестовали двух моих генералов, а попытка моего ареста тогда только сыграла мне на руку.
— России всегда приходится что-то доказывать на международной арене. А какое официальное действие наших политиков было воспринято однозначно позитивно?
— Я думаю, что практически все действия последних российских политиков вовне не могут негативно восприниматься, как бы этого кому-то ни хотелось. Мы не делаем ничего такого, что шло бы другим во вред. Мы постоянно с достаточно высокой степенью открытости предлагаем решения существующих проблем. А еще, на мой взгляд, России вообще не нужно никому ничего доказывать. Надо тихо, молча работать. Возможно, эта позиция идет от моего любимого вида спорта — ну зачем в самбо на ковре кричать? Если не можешь сделать прием — молчи и сопи. А если ты его хорошо сделал — опять не нужно ничего рассказывать, и так все видно. Да, психологическое давление важный инструмент, но оно заключается не в шумных действиях, а во взгляде, походке, борцовской стойке.
— Получается, что самбо и работа дипломата чем-то похожи?
— Они находятся в глубочайшем философском и психологическом противоречии. Другое дело, что без самбо я не достиг бы таких результатов в своей карьере. Самбо помогает психологически, позволяет находить неординарные решения. Но дипломатия — это достижение компромисса, то есть конформизм. А борьба, причем любая, — это откровенный нонконформизм, стремление к победе.
— Как вам удавалось совмещать участие в соревнованиях по борьбе с дипломатическим статусом?
— Раньше, когда я был молодым дипломатом, нужно было на все спрашивать разрешение. И тут бывали самые разные курьезы. Когда в 1971 г. я поехал в командировку, первое, что я сделал на месте — нашел секцию дзюдо. Самбо в Финляндии не было. Я был самбистом достаточно высокого уровня, к тому же «тяж». Пришел момент, когда мне предложили выступить на чемпионате Финляндии за клуб. Вот тут я пошел к начальству. А в СССР дзюдо стало официальным видом спорта только в 1973 г. Генеральный консул, человек пожилой, сказал: «Ни в коем случае». Тут сработал самбистский характер, и я сделал то, что непозволительно на службе: пошел через голову к послу. Тот дол го думал, но потом сказал: «Выступай, только не выигрывай». Я отвечаю: «Но зачем же тогда выступать? Что хорошего, если проиграет советский дипломат?»Тогда посол дал добро. А потом, уже во второй командировке я боролся на разныхличных соревнованиях типа Finnish Open и Scandinavian Open.
— Если вдруг проигрывает дипломат — не значит ли это, что проиграла Россия?
— На этой работе начинаешь полностью ассоциировать себя с государством в самом позитивном смысле этого слова. Даже в таких моментах, как борьба. Конечно, борюсь я, Александр Ранних, но для публики-то борется советский или российский дипломат. Это дополнительный стимул и негативная нагрузка, которая немного сковывает.
— Как вы пришли в самбо?
— В институте на первом курсе пришел записываться в секцию по легкой атлетике, а в это время разминалась секция самбо. Тренер, блестящий дипломат и переводчик Владимир Факов смотрел-смотрел на меня, подходит и спрашивает: «А ты чего стоишь?» Я говорю: «На легкую атлетику пришел записываться». Он, посмотрев на меня снизу вверх: «Куда?» А надо сказать, что я достиг своей полной физической формы в 1 б лет: рост 187 см, вес 100 кг. Сначала тренировался в секции МГИМО клуба «Буревестник», потом стал выигрывать на соревнованиях. Когда ушел Владимир Факов, нас тренировал очень известный динамовский тренер Валерий Фраер, предложивший мне приходить на тренировки в «Динамо». В 1969 г. получил мастера спорта — это третье место на первенстве Москвы. В команде «Буревестника» брал бронзу и серебро. Были и другие достижения на всесоюзных турнирах, международных соревнованиях. В последние годы участвовал в турнирах по самбо среди мастеров — в Салониках в 2007 г. (первое место) и в Каунасе в 2009 г. (второе место).
— Тем не менее, на мастере спорта по самбо не остановились?
— Во время первой командировки в Финляндию я попал в серьезную аварию, два года лежал по больницам. Приходилось отказываться от соблазнительных предложений по работе. Однажды на восстановительном этапе оказался в неприятной ситуации на улице с пьяным прохожим. У меня тогда только начали заживать руки, в очередной раз переломанные врачами. Пришлось избежать прямого столкновения, но, когда я пришел домой, меня трясло — я не мог себе простить этой слабости.
На следующий день пошел к ребятам-штангистам из ЦСКА и начал качаться. А через полгода вернулся в самбо. Вскоре понял, что восстановить самооценку я смогу, только выполнив мастера спорта. В 1980 г. перед Олимпийскими играми на нас опробовали новую олимпийскую арену и дзюдоистские татами. Тогда я опять занял третье мастерское место, но уже по дзюдо. Этот второй «мастер» был для меня страшно дорог.
— А какой вид спорта вам больше по душе, самбо или дзюдо?
— Самбо. Весь арсенал самбо гораздо интереснее, богаче, самобытнее. Хотя надо сказать, что как раз богатейшим арсеналом болевых приемов я особо не владел. Бороться в дзюдо мне было проще. Упал и держи — этого достаточно для победы.
— Удавалось вам продвигать самбо на международном уровне?
— В определенной степени удавалось. В Латвии самбо и так было популярным единоборством, а вот в Исландию я даже приглашал Давида Рудмана с его двумя учениками. Они давали показательные выступления на турнире по дзюдо и увлекли местных ребят. В Финляндии я тоже всегда рассказывал о самбо и показывал приемы, и во многом благодаря этому сейчас в Финляндии самбо есть. Дзюдоисты с очень большим интересом относились. Я понимаю, насколько важно, чтобы по миру было как можно больше самостоятельных федераций. Когда самбо станет олимпийским видом, это сразу перевернет все.
— Ваш коронный прием?
— Подсечка и подбив, а второй — вертушка. Любил бросать с упором ноги в живот.
— Чем вы увлекаетесь помимо самбо?
— Верховой ездой, охотой, книгами — исторической литературой, зоологией и поэзией.
— Расскажите о ваших корнях. Откуда вы родом?
— У нас была очень патриархальная семья. По линии отца — род Рязанской губернии, бабка была дворянкой. Дед — георгиевский кавалер и унтер-офицер в Первую мировую войну. Прадед,также как и прапрадед, гвардии майор Императорской армии. Отец— полковник Советской армии, прошедший всю войну от звонка до звонка. По линии отца я свой род до 1610 г. проследил, до Алферия Кузовле-ва, воеводы из Смоленска и одного из трех послов к турецкому султану. А по линии матушки — до 1572 г.,там все тульские крестьяне.
— Я слышала, что ваш дед обладал небывалой физической силой. Это так?
— У нас это родовая черта по мужской линии, которая передалась и отцу. Дед в своем Скопине был застрельщиком на кулачных боях на Пасху. Рассказывают, что около дома лежал 16-пудовый камень яйцеобразной формы. Дед как-то ухитрялся эти 16 пудов на грудь поднимать.
Можно вспомнить еще один забавный случай, когда его в конюшне лягнула лошадь гостя, а дед недолго думая развернулся и дал ей кулаком по ребрам. Утром замечательная картина — его к врачу, ее к ветеринару. У него одно ребро сломано, а у нее два. А лошадиное ребро сломать кулаком— практически нереально.
— Судя по всему, вам тоже досталась сила деда?
— Да, и я очень благодарен за это судьбе. В отличие от деда и отца я более щедро растрачивал свою силу, был более открыт, хотя и не жалею об этом.
1 августа 2010 Журнал “Самозащита без оружия”. Автор: Абельян Мария
